Весть о резне во Хвитфьорде Ивару принесли братья Ульвссоны — как-то так сразу повелось, что он не делил их никогда по именам, а видел сразу всех вместе. Он рад был, что никто из них не доехал до кровавой свадьбы — видать, боги подсобили, отвернули от беды. И когда Сверр сказал, что двоих детей погибшего ярла Аскольда приветили и скрыли на время в Бронхольме, отправился туда вместе с ним.
Покидать рубежи Ивар не считал для себя бесчестным или зазорным, поскольку не бежал он от битвы, а поглядеть хотел, что за спиной творится. Поглядеть да потолковать с Хьялмаром: что собирается теперь делать, куда путь проложит? Скитальцам лучше знать друг друга не понаслышке и вместе держаться, авось и дело спорее пойдёт.

Пока добирались, всякого услышали: у плохих вестей самые быстрые крылья. Брат погибшего, Ингвальд, назвался ярлом и сел на высокий чертог. Право его оспорено не было, и ярла признали. Так вот, ярл этот говорил, что брат и сестра были повинны в резне и бесславной гибели собственного отца. Мол, сговорились с соседями и использовали свадьбу как повод — для чего? Поквитаться? Нажиться? Сплетню подхватили, накормили и принялись передавать из рук в руки бережно, словно новорождённое дитя.
Ивар считал, что верить сплетням — бабой стать и пузо отрастить, а потому видеть хотел своими глазами. И вопросы тоже задать свои. Если несправедливость произошла и отобрано было то, что принадлежит кому-то по праву, должно устроить суд, суд богов, северный суд, суд суровый и кровавый, но зато окончательный.
Он не ждал, что брат и сестра, для которых наступило время пепла и горечи, увидят в нём друга и возьмутся рассказывать правду. Приехав в дом ярла Ульва, он и не усердствовал в своём любопытстве. Так, приглядывался, болтал с братьями Ульвссонами и резал для Асвейг свистульку. А когда Хьялмар и Хильд собрались в дорогу — оставаться долго на одном месте им было опасно, то и сам принялся собираться тоже. Ульвссоны, видать, всё сами поняли и даже не спросили, куда. Пятеро товарищей, друзей-дружинников, что приехали вместе с Иваром, тоже не задавали вопросов. Привыкли, что спорить с этой горячей головой — только узнать про себя что-нибудь такое, за что морду бить придётся. Ссориться, то есть. А ссориться сейчас никому не хотелось.

Осеннее равноденствие давно уже минуло, приближается зимний тинг — дни сейчас особенно коротки и молчаливы. Солнце выкатывается из тёплой норы неохотно и лениво, зато видно, насколько глаз хватает. Деревья кажутся мазками сажи на белом полотне, и тишина какая-то скрипучая, крохкая от мороза.

До первого поворота дороги говорить особенно не о чем. Не то, чтобы Ивару интересно, где собираются переждать зиму брат с сестрой, но он мог бы что-нибудь им предложить, если те спросят. А не спросят, так и пусть их — в матушки-гусыни записываться ему ещё рано, вон, ни одной седой пряди пока не вылезло. А как вылезет, он подумает.
Не нравится ему только вот что: уйдя от города, дорога тут — просто прелесть. Не нравится потому, что идёт она по высокому месту. Никогда не размывается дождями, и кони по колени не вязнут — это удобно. А ещё видно далеко, особенно в такой гожий и тихий денёк, кто едет. А потом спускается, разделяется на две — и расходятся они. Вот этот поворот — места удобнее для засады не выдумаешь. Обычно Ивар никаких засад не ждёт и даже об этом специально не думает, потому что охотников за его головой не водится. А вот за двумя головами, что едут чуть позади него — так очень даже. Хороший план, он бы сам так делал: и ярла не обидишь, что под его крышей гостю кровь пустили, и далеко не уйдут, лови их потом.

Ивар поднимает руку, сжатую в кулак, и маленький отряд останавливается точно перед развилкой.
— Будьте начеку, гадкое здесь место, — оборачивается он к брату с сестрой. Специально держится чуть впереди них, чтобы и на дорогу смотреть, и за ними приглядывать. Сейчас любопытнее, не что говорить будут, если спросишь, а как держатся, когда на них не смотреть. Спускаются медленно, осторожно, едва ли не пригнувшись. И не зря.
Стрела с противным визгом — видать, с голосником — чиркает Ивара по плечу и втыкается в землю у правого переднего копыта коня, дрожит оперением. Конь к таким делам привычный, фыркает только (очень похоже на хозяина) и переступает от гадской штуки подальше. Ивар поднимает голову, ищет стрелка — и от следующей стрелы приходится уворачиваться. Стреляют с солнечной стороны — и рассмотреть хорошенько не получается.
Ивар соскакивает с седла, вскидывает на руку щит — коня жальче, чем себя — и шлепком по крупу отправляет животину в другую сторону: животина умная, далеко не уйдёт, вернётся. Когда он вытаскивает меч из-за спины, в щите уже торчат три стрелы, а сколько лучников — и не лучников тоже — до сих пор неясно.

Отредактировано Ivar Tordasson (2018-08-26 21:01:27)