DREAMS OF CROWN |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » DREAMS OF CROWN » The spoils of War » Был первым, стал единственным
Rebirth - Vancouver Sleep ClinicОрвен, Ажентер, г. Ариан, замок великого лорда; дождливый день начала июня 1527 года.
// Ивен Амьен, Бастиан Рош.Когда твой край находится в упадке, а на войне погибает единственный наследник, мысль о том, чтобы узаконить своего бастарда, и заключить выгодную сделку, приходит сама собой...
[icon]http://sg.uploads.ru/ht0CR.jpg[/icon]
Отредактировано Bastian Rosh (2018-08-25 06:05:24)
Дождь неритмично стучал по откосам, и его сбивчивость плохо действовала на нервы: Ивен никак не мог сосредоточиться. Всему виной были рваные порывы ветра, не по-летнему резкие, и лорд шутил, что это его сын привёз привет с севера.
Невольно вспоминалось первое его возвращение домой после долгой разлуки с семейством — и разительная разница между числом встречающих отдавала глухой ноющей болью по ту сторону рёбер. На сей раз дождь был совершенно ни при чём. И всё равно он был рад и улыбался искренне, когда обнимал Бастиана — и все составляющие долгой дороги, особенно запахи, лорду абсолютно не мешали. Лорду, который всегда был к запахам столь придирчив, что самолично составил список запрещённых в его доме цветов и парфюма.
Ивен любил своего первого сына, что бы там ни говорили вслух — и не судачили за спиной. Вот только показывал он это весьма... своеобразно.
Дня три после приезда отец и сын виделись так, видятся все родственники — за обедом и ужином (завтракал лорд у себя), время от времени по вечерам или в библиотеке, но никогда — намеренно. Ивен решил не спешить. Дать парню отдохнуть хоть немного, вспомнить расположение комнат и лица домашних, выспаться на доброй перине и отмыться в душистой воде. Он по себе помнил, что к мирной жизни после войны привыкать так же странно, как смотреть за уткой, которая пытается бегать на своих коротких неуклюжих ластах.
Решение, которое он намеревался обсуждать только лично — и не обсуждать даже, а предъявить, давно уже прошло все стадии роста, от завязи до плода, и покоилось на специально отведённом ему месте. Появилось оно в мыслях резко. Возможно, семена были принесены ещё тогда, с оглушительной новости и гибели Гастона. Но одно дело — семена, которым придётся ещё прорасти, а другое — время, почти круглый год, каждый день из которого Ивен возвращался к безумной на первый взгляд мысли. В конце концов, что ему ещё оставалось?
Вчера за ужином он обронил мимоходом, что хочет побеседовать сегодня с сыном — у себя. В полдень. По опыту, все Амьены давно уже знали — и те, которые были частью развесистого генеалогического дерева, хотя и носили другое сочетание букв после имени, что вот такие небрежные ремарки следует приравнивать к обязательным указаниям. Иначе потом будешь искать какой-нибудь -надцатый угол, спасаясь от бесконечных шуточек и подколок лорда Ивена, произносил он которые с невыносимо серьёзным лицом.
Старая рана ныла немилосердно, поэтому лорд совсем не по этикету развалился в кресле у окна и закинул левую ногу на обитую кожей скамеечку. На кабинет эта его «берлога» походила только по форме, а по содержанию больше напоминала то ли лавку старьёвщика-перфекциониста, то ли тайный схрон банды эстетствующих головорезов. Стены просторного помещения были увешаны разнообразными чертежами и картами, стеллажи заполнены моделями, сооружёнными самолично Великим лордом, и перемежались с книгами и стопками заметок, а вот сидеть было практически негде, кроме как в окрестностях поистине исполинского стола.
— Сядь, — бросил Ивен, даже не повернувшись от окна, и махнул на ещё одно такое же кресло около своего. — Сядь и скажи мне, что ты увидел нового здесь. Или старого, но прыгнувшего тебе глаза. В какой Ажентер ты вернулся, сын? Только не стоит петь дифирамбы моей молодой жене, иначе придётся отправить тебя на конюшню.
Казалось, дождь следовал за ним по пятам. С тех пор как две недели назад начался на западе еще за орвенскими границами, и не переставал лить когда часть оставшихся на фронте войск отгоняла зазнавшихся аэнорцев, будто забывших о подписании мирного договора, прочь от завоеванных ими земель. Они победили, но их гнали как драных псов, идя по пятам и подбадривая стрелами. Это злило, это выводило из себя, это выматывало. Солдаты, уставшие от войны и постепенно двигающиеся к дому, были вынуждены страдать от плохого сна из-за одних только мыслей, что в двух шагах от дома их может убить вражеская стрела. Кто-то, конечно, не верил, что аэнорцы нападают по-серьезному, однако проверять на себе мало кто хотел. Все стычки с момента подписания договора походили на какой-то фарс, попытку сказать: это не вы уходите, это мы вас прогоняем! Как будто не их край мог вот-вот лишиться доброй половины, и как будто дочь не их конунга продали орвенскому королю в обмен на мир...
Это были злые мысли, но именно с такими думами Бастиан пересек границы родной страны, въехал в Серебряный Край, и бросил взгляд на виднеющийся впереди силуэт Ариана. И все же возвращение домой, понимание того, что войдя в стены отчего замка ему уже не придется думать о том, как собираться в обратную дорогу, и трястись в седле, навстречу возможной смерти, принесло чувство облегчения.
Он устал. Он был готов проспать целую вечность, даже хорошая горячая еда не так манила как теплая постель, в которой Бастиан планировал безвылазно провести всю следующую неделю. А может быть и весь месяц. И увидев в глазах вышедшего его встречать отца искреннюю радость, а за ней — то особое понимание, которое прежде он мог видеть лишь в глазах боевых товарищей, он не мог сдержать пылких чувств. Не нужно было лишних слов, достаточно было простых и крепких объятий, достаточно крепких для того чтобы выступившие на глазах слезы можно было незаметно стереть тканью на отцовском плече.
Так Бастиан вернулся домой.
Правда совсем скоро стало ясно, что пусть он и вернулся домой, мыслями он все еще был на войне. Она наполняла его мысли днем, когда он призраком ходил по комнатам и коридорам, напоминая себе, что пламя битв позади, и мучила его по ночам, приходя в кошмарах. Он просыпался в холодном поту на свежих перинах и ходил взад-вперед по спальне не зажигая свечей порой до самого рассвета, а иногда подолгу стоял у окна, следя за вялым ходом луны, и гнал, гнал прочь демонов, что терзали его душу и разум, являя перед глазами страшные картины войны, которые так хотелось забыть.
Покой, о котором он так грезил на фронте, не пришел к нему. Не находя себе места в отчем доме, не зная чем себя занять и как отвлечься, как привыкнуть к новой обстановке, уже через три дня он чувствовал себя более усталым и измотанным чем когда вернулся в Ажентер. И именно в таком состоянии он отправился к отцу, когда ему сообщили, что он хочет его видеть.
То, что какой-нибудь разговор должен был состояться, Бастиан знал или скорее чувствовал нутром. Он мог лишь догадываться о чем может пойти разговор, но в том, что он будет — не сомневался. Как будто он должен был окончательно убедить его в том, что война закончилась, и теперь пора вспомнить и о других вещах. А их за четыре года могло изрядно поднакопиться.
В кабинете отца, насколько Бастиан помнил, всегда черт бы ногу сломил, но за последние годы тот, казалось, стал еще теснее от всех тех вещей, что великий лорд стаскивал в эти стены. Даже Бастиан, привыкший на войне к тесноте, почувствовал себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, так он чувствовал себя практически в любой части отчего замка, так что стоило ли удивляться? Стены давили на него не хуже клетки, а сам он чувствовал себя боевым псом, который вдруг оказался не нужен, и теперь метался вдоль прутьев.
В кабинете никто не стал утруждать себя ненужными приветствиями. Чего зря воздух сотрясать? Поэтому показавшись перед отцом и услышав приказ, он молча, выверенным шагом привыкшего подчиняться солдата, прошел к стулу и водрузился на него. Машинально погладил ладонями гладкие покрытые лаком подлокотники, приятно холодившие кожу.
— Что я вижу? Что ты постарел и начал говорить загадками как старые священники, отпускающие нам грехи в перерывах между баталиями, — усмехнулся Бастиан, прекрасно помня, что отец пусть и отличался суровостью и крутым нравом, но прямоту ценил и уважал. Однако усмешка быстро сошла с его губ, и он добавил: — Не знаю, что ты хочешь услышать, отец. Что Ажентер потерпел серьезные убытки, обеднел от этой войны и, скорее всего, влез в серьезные долги? Что стада, которые я видел по пути в Ариан, стали меньше, потому что большая часть мяса и урожая пошла на прокорм армии, если не пропала? А часть лошадиных ферм выглядит так, будто там уже с год не живет ни души? Это будет очевидно.
Были и другие очевидные вещи. Например то, что во главе Серебряного Края теперь стоял великий лорд не имевший наследника. Но этого Бастиан говорить не стал. Однако едва эта мысль появилась в его голове, он невольно задумался, а не связан ли этот разговор как раз с этим? О, Единый, он надеялся, что нет...
— Меня не было четыре года. Не сочти за дерзость, но я пока не успел озаботиться местными проблемами. Хотя, похоже, сегодня это изменится, — он покосился на отца, его вытянутую на скамье ногу и спросил: — Как твоя рана?
[icon]http://sg.uploads.ru/ht0CR.jpg[/icon]
Отредактировано Bastian Rosh (2018-08-25 06:29:54)
— Сочту, — хмыкнул Ивен. Он отвернулся к окну и разглядывал сына искоса — больше насмешливо, чем с любопытством.
Малец хорошо начал: не потерялся, держался на равных и сдерзил столько, сколько нужно. Не переборщил, не стал заискивать. Ивен даже улыбнулся довольно. Приятно говорить с человеком, который не гадает, как ему сесть ловчее, чтобы на гвоздь не напороться. А то ведь эти подозрительные личности, которые хотят ответить ловко, а не честно, всегда уверены, что им гвоздь под задницу подложили. И начинаются всякие кренделя, от которых зубы ноют.
А потом мальчишка споткнулся на этом своём «не знаю, что ты хочешь услышать», «недавно приехал, в проблемы не вникал» и покатился в форменное занудство. Ёрзает тут, как старая охрипшая наседка, спрашивает. Отвечать вопросами на вопросы — дело придворных лизоблюдов и торгашей на ярмарке. Мол, сколько стоит твой кочан капусты? А сколько дашь?
Ивен прицокнул языком, поджал левый угол рта.
— Как соберёшься в следующий раз уезжать, напомни мне выслать пакет вдогонку. Чтобы я не забыл придумать, чего тебе следует отвечать старику на его загадочные вопросы, — лорд коротко хохотнул, но шутка вышла несмешной и неотёсанной.
Легче стоило говорить её, не так рублено и резко: оплеуха вышла, а не шутка. В прежние времена, ещё до войны и смерти первой жены, он бы и правда нанял поэта и отправил сыну какую-нибудь выспренную поэму в свою честь с указанием затвердить к возвращению. Устроил бы чуть ли не домашний спектакль с музыкой и перьями, пригласил бы соседей на такую потеху. Правда, что ли, постарел?
Эта мысль вызвала досаду, и поэтому на вопрос сына — вроде бы искренний и незатейливый — он ответил ворчливо:
— Приткнулась в уголке и канючит, как старая потаскуха с обвисшими сиськами, — махнул рукой куда-то в пространство, как будто отгонял докучливую муху. Чтобы отвлечься от глупого, почти ребяческого раздражения, Ивен поднялся и отправился к камину, который по случаю дождя был растоплен. Над огнём висел небольшой медный котёл — цель экспедиции лорда, который хромал куда заметнее обычного.
Рана и правда докучала. В последнее время у лорда не было желания наряжаться пиратом, надевать подбитый сапог (чтобы стучал громче, как деревянный протез), брать карнавальный костыль и превращать дождливые дни в весёлый балаган, смеясь над своим игрушечным увечьем. Да и вообще, сложно было сказать, на что у него было настроение.
Обернув руку платком, Ивен самолично разлил горячее вино по кубкам — запах мессалонских пряностей ободрил его, и возвращался к окну лорд уже не таким брюзгой. Нёс посудины осторожно, а складка между бровей как будто и разгладилась. Ивен поставил кубки на стол, сел и отсалютовал своим:
— За то, что ты вернулся, — пауза на глоток вышла недолгой, но и эта пауза была необходима лорду, который и правда остался без наследника. Официального наследника. — Я рад этому, сын. Хотя и не уверен, рад ли ты такому возвращению, м-да.
Недобрые разговоры поползли ещё год назад. Говорили, что Единый, в своих заботах утомившись, спутал двоих сыновей лорда Амьена и забрал не того. Чистое богохульство и грязная трусость, ответил на те толки лорд Амьен и не допускал в сердце подобных мыслей. Как можно выбрать, кого из своих детей потерять и ещё говорить об этом?
— Ажентер не просто обеднел от войны, он почти разорён. Какая-то напасть выкосила наши табуны перед свадьбой Эли, — фраза прозвучала ровно и буднично, как будто Ивен говорил не о своём домене, а о соседских бедах. Слишком спокойно, чтобы поверить, будто беды и правда не слишком волнуют. Лорд даже усмехнулся и предпринял ещё одну попытку шутить, грустно шутить: — Она хорошо потрудилась, эта хворь. А потом поняла, чего натворила, забилась в какую-то щель думать над своими грехами, вразумилась и отправилась косить северных варваров.
Разумеется, он так не думал — к слову пришлось. Какие-то жалкие крохи ещё оставались, и при должном внимании, усердии, а самое главное — терпении, коневодческое дело могло быть снова налажено. Но терпение питается временем, а времени у Амьенов было в обрез.
Лорд помолчал. Ветер кидал горсти дождя в окно, дрова потрескивали в очаге, вино мягко мерцало в кубке. Идиллия, чтоб её.
— Я хочу, чтобы ты стал моим первым сыном не только по рождению, но и по праву, — Ивен сказал это просто и без нажима. Не предлагал, не спрашивал. Озвучил желание. Не требовал, не просил и смотрел всё так же насмешливо.
Но зная его хорошо, было легко угадать, что за этим желанием непременно скрывается «или». И это «или» вряд ли окажется приятным.
Отредактировано Iven Amiens (2018-08-27 22:13:08)
Сложно сказать, что было ближе к правде: то, что Бастиан, всегда далекий от двора, совсем разучился придерживаться витиеватых речей и разговоров, которые были его частью, или то, что отец за последние четыре года поддался им сильнее, чем прежде. На шутку отца, очень похожую на своеобразное порицание, Бастиан лишь устало усмехнулся и соединил большой и указательный пальцы на переносице, перед этим проведя ими по глазам.
Этой ночью он тоже плохо спал, а и без того тяжелая от мрачных мыслей голова, кренилась к голове из-за дождя. Но несмотря на усталость и полное отсутствие каких-либо сил, внутри разгорался костерок - тот самый, который на войне обычно подпаливал пятки, вытягивал из-под старого одеяла, и заставлял занять свое место в строю. Он колыхался, бился в истерике, порождая странное волнение - вроде ты на ногах, но совсем ничем не занят. Спокойствие и размеренное течение будней воспринималось как что-то неправильное, неестественное, а тишина, которая порой окружала, прерываемая лишь шумом дождя или хлопающих в дальней части замка дверей, звенела в ушах, сводя с ума. А еще этот запах дождя... На языке явственно ощущался солоноватый металлический вкус - кровь, вперемешку с порохом.
На ворчливые слова отца о старой ране, Бастиан лишь задумчиво опустил взгляд, прежде провожающий того до камина. Военные годы были к нему благосклонны - раны, которые могли бы изменить его жизнь, помешать заниматься чем-то, что было ему интересно или требовалось одним только существованием, миновали его. И хоть по количеству приметных рубцов на его теле можно было догадаться, сколько раз он был на волосок от гибели, сейчас его тело не было его врагом - синяки и мелкие ссадины, которые он привез с собой в Ажентер, и те обещали вскоре сойти на нет. Другое дело раны иного толка - те, что не заметит даже самый искусный лекарь, но нет-нет да и сможет нащупать священник...
Благодарно кивнув отцу, когда тот поставил перед ним один из двух кубков с горячим пряным вином, он взял его в обе руки, скорее по привычке, ища спасительного тепла, которого так не хватало в промозглых военных лагерях, которые ждали за пределами каждого захваченного орвенской армии города или деревни. В последних, впрочем, ситуация была не сильно лучше, чем в том же лагере.
- Что, так бросается в глаза? - горько усмехнулся Бастиан в ответ на удивительно точное замечание.
Он отпил вина.
Глупо сетовать на судьбу, и еще более глупо - печалиться тому, что тебе удалось выжить. Как там учат? Жизнь - бесценный дар, дарованный Единым, и если ты сумел дожить до сегодняшнего дня, значит, ты зачем-то да нужен Господу. Божий промысел, ага. Верь в то, что у Бога есть на тебя планы.
На Гастона, значит, не было, зло думал тогда Бастиан. На него и на всех его товарищей, что остались лежать лицом в грязи.
Он подумал об этом тогда, подумал и сейчас.
Дальнейшие слова отца молодой мужчина слушал безрадостно. Хоть Ивен Амьен и не смог полноценно поучаствовать в военно кампании, дел у него явно было немало. О том, что дела в Ажентере были настолько плохи, Бастиан не знал. Те редкие письма, которые умудрялись доходить до него из дома, не содержали ничего из того, о чем сейчас говорил отец. Видимо, никто не хотел забивать голову солдата проблемами, которые на тот момент никак его не касались, и могли лишь спутать и без того неровные мысли. Сейчас, слушая отца, Бастиан отчего-то почувствовал укол вины, что не знал обо всем этом. Как будто он пропустил мимо себя то, что не должен был пропускать.
Не пытайся удержать в одной чашке целое море, однажды сказал ему кэп, еще во времена, когда он ходил под парусами торгового брига. Фраза эта была брошена через плечо, как будто без особого смысла, но лишь спустя время Бастиан понял, что ему пытались сказать.
Сейчас, вспомнив эту фразу, молодой солдат позволил уколовшему его чувству вины, отступить.
- Хочется думать, что северных варваров косила не хворь, а орвенские солдаты, - заметил он, отпив еще вина.
За четыре года войны войска и правда страдали от болезней, но какая война обходится без болезней? Без лихорадок, кровавых поносов, гноящихся ран и банального несварения в ответ на несвежую пищу? Так что Бастиан надеялся, что слова отца были лишь красивой фигурой речи, и не более того. Будь все иначе, аэнорцы сдались бы гораздо раньше подписания мирного соглашения, при условии, что орвенские солдаты, стоящие между ними и Ажентером, не полегли бы раньше.
— Я хочу, чтобы ты стал моим первым сыном...
- Что?
Все мысли, подобно испорченному чернилами пергаменту, разом сжались в комок, и были отброшены прочь. Бастиан, прежде смотрящий на огонь, резко повернул голову, впившись взглядом в сидящего рядом отца. И если на его лице читалась спокойная решимость, то на лице его сына сейчас можно было разглядеть тень страха.
Этот страх пересушил горло, петлей сдавив его над кадыком.
Бастиан сглотнул.
- А как же... - Гастон? Гастон, который погиб год назад, отдав жизнь за короля и родную страну? Бастиан запнулся. Глубокий вдох застрял в горле, заставил выдохнуть, а затем вновь посмотреть на отца. - Я не знаю что сказать... только давай без этих твоих шуточек! - пробормотал он, уже подозревая, как отец сейчас в своей манере отреагирует на его замешательства. Вот уж чего не хватало, чтобы на детской ране сплясали старческой ногой! Он и так чувствовал себя полным идиотам сейчас. Другой вопрос, был ли он счастливым идиотом?..
Сложно сказать. На счастье одолевавшее его чувство совсем не походило, а на радость... если только очень отдаленно. Возможно он был бы рад куда больше - ощутимее - скажи отец эти слова тогда, когда ему было лет пятнадцать, позови он его из академии назад домой, он был бы рад куда больше. То, о чем он в детстве мог лишь мечтать, но что отбросил, когда впервые вышел в море, нашло его сейчас, после войны, когда жизнь его встала с ног на голову и теперь, подобно морю в шторм, выбросила его на каменистый берег. То есть тогда, когда сам Бастиан об этом уже и думать забыл, и не сказать чтобы нуждался...
- Я так понимаю, ты уже принял решение? - все пытаясь проглотить ком, застрявший в горле, осторожно спросил он.
У него были и другие вопросы. Но их с наскока задавать явно не стоило. Если у Ивена Амьена был целый год на то, чтобы обдумать свое желание, то вот у Бастиана таких возможностей не было. Были лишь короткие паузы между фразами, да и те грозились слишком растянуться, став излишне драматичными. Конечно, Бастиан мог бы придерживаться своей привычной манеры общения с отцом, и задать каждый из своих вопросов прямо, вот только беда: вопросы были один другого краше, и мужчина сомневался, что отцу понравятся как сами вопросы, так и их формулировка. А иную он пока что не придумал. И все же, один из вопросов он все-таки задал, надеясь, что отец верно его расценит:
- Ты уверен, что в тебе говорит не тоска по Гастону? - в темных глазах блеснуло не столько понимание, сколько легкая обида, которую, впрочем, Бастиан отчаянно старался скрыть. - Ты ведь знаешь, что я не принадлежу этому месту, и никогда не принадлежал. Это не мой мир.
Уголки его губ дернулись вверх, но улыбка то была мимолетная и безрадостная.
"Я не могу быть его заменой. Ты ведь это понимаешь."
[icon]http://sg.uploads.ru/ht0CR.jpg[/icon]
Отредактировано Bastian Rosh (2018-08-28 17:27:06)
Лорду Ивену, по правду сказать, было решительно всё равно, из-за каких обстоятельств (или благодаря им?) гибли северные варвары, ведь он сам в число этих обстоятельств досадно не вошёл. Победы, атаки и поражения, переходы и ночёвки, манёвры и разные военные хитрости — всё это досталось молодым, а его уделом стал глубокий тыл, который всё меньше походил на надёжный рубеж, что не падёт.
Центр переставал удерживать края — так нередко происходило с любыми объединениями, будь то королевства, домены или семейства. Он, отец, не желал такой участи для своих детей. И потому ничего растолковывать сыну не собирался, как не собирался и препираться с ним. Обида, которую Бастиан почти спрятал, и удивление, которого нельзя было не ждать, впрочем, чуть смягчили колкую насмешливость лорда Ивена. Он не почувствовал себя виноватым, но ощутил к этому юноше своячнечискую теплоту. А это было уже что-то.
— Не вполне, — ответил он насчёт решения. — Если бы я уже сделал выбор окончательно, ты бы узнал об этом, едва въехав в наши границы.
Ивен имел в виду то, что реши он окончательно признать своего первого сына наследником и продолжателем рода Амьенов, он бы сделал это, не спрашивая у мальца и тем более не советуясь с ним. И приехавшего с границ приветствовали бы как лорда и величали бы жалованным ему титулом. Ивен хорошо знал, что желания, продиктованные пусть даже тандемом чести и долга, не стоит воплощать без того, чтобы водрузить на чаши весов все возможные доводы. Рассмотрением одного из них он сейчас и занимался.
— Дело не в том, к какому миру ты относишь себя, — Ивен сознательно избежал слова «принадлежишь» и заменил его другим. Слова сына звучали попрёком обиженного юнца, возомнившим себя одним из многочисленного племени «не таких, как все» — отверженных романтиков, которым нет места и времени. Хорошо для баллад, глупо для будущего. — Дело в том, считаешь ли ты себя моим сыном — или согласен и дальше стоять за спинами моих дочерей, а не по правую от меня руку.
Фраза прозвучала жёстко, наотмашь, как пощёчина. Ивен выполнил просьбу обойтись «без этих его штучек», но выполнил он её на свой манер, растеряв затейливые фразы и перестав смеяться глазами. Эта фраза была тенью того самого «или», о котором Ивен предпочёл бы молчать. Он не касался темы наследствования никогда раньше, не хотел думать о ней, откладывал. Время вышло, а тревоги обрели плоть и голос, встали в полный рост — и нельзя было приказать им уйти с глаз.
— Есть и другие возможности, — продолжал меж тем Ивен, не особенно заботясь щадить, — Моя леди может подарить мне наследника через несколько лет, и если младенец выживет, то ты так и останешься в стороне, и никто не вспомнит, что у лорда Амьена был сын по имени Бастиан. Если же этого не произойдёт, Ажентер может получить сын моей старшей дочери, если она воспитает его достойным. Как знать, будет это победой или проигрышем для Серебряного края, но будущее лишь Единому ведомо.
Ивен замолчал, чтобы смочить горло. Говорил он сухо и чётко, как говорят на военном совете, а не в родственных беседах о пустяках и приятных планах. Он говорил сейчас с сыном на равных, и если тот был достаточно умён, чтобы не только называться его сыном, но и быть таковым, должен был понять.
— И наконец, мой брат Теодор, — Ивен коротко улыбнулся какой-то незнакомой жёсткой усмешкой. — Если тебе известно, мы друг друга никогда не любили. И то, что он сейчас при дворе, не убирает его из очереди к имени Великого лорда. Но если станет так...
Он изобразил какой-то неопределённый жест, значащий примерно следующее: ничего хорошего не жди. Теодор, помнится, не особенно обрадовался и Гастону, а уж бастард никогда не вызывал у него даже принятия. На месте Теодора сам Ивен избавился бы от мальчишки, что может затеять смуту, претендуя на отцовское место. Пусть и отцовство не отражено в родовом имени, кровь — не водица.
— Как видишь, свернуть можно в разные стороны, но я хочу назвать наследником тебя, — повторил Ивен без намёка на нетерпение, раздражение или тоску. — И вопрос не в том, кем ты себя считаешь, а кем сможешь стать.
Ивен переложил кубок с подогретым вином в другую руку, удобнее устроил ноющую ногу на скамье и отвернулся к окну. Дождь барабанил всё так же неторопливо и скучно — так же скучно, как и юнцы, считающие себя оскорблёнными за возможность сделать себе собственное имя, даже если оно не совпадает с отцовским. Скуку чувствовал сейчас лорд Амьен, даже не разочарование.
На замечание отца Бастиан позволил себе усмехнуться. И это единственное, что он позволил себе в ответ на его слова, потому что все остальное, что ему хотелось бы сделать, он нашел силы подавить. Слова отца почему-то стойко напомнили о годах в военной академии, когда ровесники так и норовили взять на так называемое слабо: будешь и дальше торчать на этом своем стрельбище или пойдешь с нами, классными ребятами, вершить великие дела? Были времена, когда он пошел бы. Но затем время (и несколько хороших порок) научили его не поддаваться на подобные провокации. Может быть отец и не пытался сейчас сделать ничего подобного, но слова его стояли очень близко к этому, осознавал Ивен Амьен это или нет. Сам же Бастиан не видел ничего ужасного в том, чтобы находиться где-то за спинами дочерей великого лорда. В конце концов, за их спинами лежал целый мир, и горизонты, к которым можно было двигаться. А вот место подле отца, каким бы теплым оно ни было, позволяло на эти самые горизонты смотреть лишь из окон семейного гнезда. В то, что отец, достаточно долго зовущий себя Великим Лордом, позабыл об этом верить не слишком-то верилось, но уж лучше пусть будет так, чем если отец действительно пытался ловким словом дать Бастиану понять, что место подле него должно быть отчего-то желаннее...
Выходит, сыном может быть только тот, кто стоит по правую руку, мысленно задался он язвительным вопросом, который так и остался горчить на языке.
Возможно игры двора и впрямь оказали на отца влияние в последние годы. А может просто Бастиан достаточно вырос для того, чтобы видеть в нем склонность к этим играм, как бы он ни пытался от них отмахнуться. Он был лордом. Нельзя быть хорошим лордом и не играть в Игру. Рано или поздно она станет частью тебя, а ты и сам этого не заметишь.
Ивен Амьен, человек, которого Бастиану приятно было называть отцом, говорил так будто думал, что его сыну жизнь будет не мила, если мир вдруг не озаботится вопросом его существования.
"И никто не вспомнит, что у лорда Амьена был сын по имени Бастиан".
Как будто это должно сделать его несчастным. Как будто это вообще может сделать его жизнь хуже. Большую часть жизни он жил как Бастиан Рош, человек без титула, не обладающий ни средствами, ни особыми привилегиями с тех пор как он покинул отчий дом. Без участия Ивена Амьена, конечно, его жизнь могла пойти совсем иным чередом, однако то были вещи сильно разные - получить помощь однажды, а потом пойти своей дорогой, или жить с постоянной оглядкой на чужую руку. Сейчас, слушая отца, Бастиан был неприятно удивлен его взглядами на то, как он, его сын, может смотреть как на свое положение в этом мире, так и на свое имя.
Но Бастиан продолжал молчать и слушать. Он не хотел перебивать отца, хотел услышать все, что тот мог бы ему сейчас сказать, сам, без встречных фраз или вопросов. В конце концов, он долго об этом размышлял, а значит, ему есть что сказать. А слушать Бастиан всегда умел. Пришлось научиться.
— И вопрос не в том, кем ты себя считаешь, а кем сможешь стать.
- Повторяешься.
Да, я уже понял, что то, кем я себя считаю - дело последнее, подумал он при этом.
Последовав примеру отца и отпив вина, Бастиан сглотнул вязкую горячую жидкость. Он хотел было сказать, что все выглядит так, будто отец проигрывая в карты в друг вспомнил, что у него в рукаве припрятан туз, о котором он бы даже не вспомнил, не окажись он нужен, но не стал. Может быть он и умело скрывал это, но Бастиан отлично понимал, в каком паршивом положении сейчас находился отец. И понимал, что того, как бы он ни отмахивался, ел страх. Страх, что все, что он вложил в Серебряный Край, может пойти на дно просто потому что у рулевого колеса этого протекающего судна окажется неумелый капитан. Будь он на его месте, ему меньше всего бы хотелось слышать от человека, на которого он возлагает надежды столь едкие слова. И становиться человеком, который их скажет, Бастиан не собирался. Одно дело детские обиды, другое - взрослые проблемы. Сейчас он мог поддаться первым и отвернуться от человека, благодаря которым его жизнь во многом удалась, а мог не поддаваться и помочь не столько отцу, сколько другу. Видел Единый, роль второго ему удалась немного больше.
- Лорд-командующий, лорд Даладье, предложил мне место в королевской гвардии. Сказал приехать в столицу через месяц-другой, как отдохну, чтобы решить этот вопрос, - покачивая бокал в руках, начал Бастиан. - Я подумываю согласиться. Это почетная служба и, как мне кажется, она может мне подойти, - он поставил бокал на столик, покусал в задумчивости нижнюю губу, а затем посмотрел на отца. - Но я ведь смогу носить королевские цвета и под твоим именем, не так ли?
Встретившись взглядом с отцом, он улыбнулся, а затем с силой положил ладонь на его плечо.
- Ты дал мне кров, отец, и без тебя я бы не стал тем, кем являюсь сейчас. И кем себя считаю. Если ты думаешь, что я могу тебе в чем-то помочь - я помогу. Если ты хочешь, чтобы я носил твое имя - я буду. Но только потом не поминай Единого всуе, если потом тебе вдруг покажется, что это была дурная идея, - губы сложились в улыбку, а в глазах заиграли веселые огни.
Или это лишь отблески пламени в очаге?
[icon]http://sg.uploads.ru/ht0CR.jpg[/icon]
Отредактировано Bastian Rosh (2018-09-01 12:51:53)
Лорд Ивен расхохотался. Громко, звучно, откинув голову назад — и явно с удовольствием.
Малец зачем-то повторил, что он уже большой мальчик — и кем-то там себя считает. Это насмешило Ивена так, как он давно уже не смеялся — несмотря на усталость от череды неудач (бедами он их упорно не называл), от дождя и этой паскудной боли в старой ране. Ивен смеялся, потому что его первый сын, кажется, и впрямь ставил себя наравне с ним. И, кажется, не вполне понимал, что за человек — его отец.
— Соглашайся, — кивнул он, отсмеявшись, — и поезжай. Глядишь, спасёшь короля однажды.
Ивен сказал это легко, потому что совсем не считал, что его первому сыну нужно отеческое благословение. Интересно, не вытащи он его сюда, пред свои светлы очи, когда бы малец решил ему рассказать? Если бы решил, а не отбыл в столицу охранять дворец, а потом известил семейство какой-нибудь депешей.
На самом-то деле, Ивен не питал никакого пиетета перед почётными караулами, а столичная жизнь ему нравилась только тогда, когда он был по-настоящему богат. У него не было каких-то особенных амбиций — только сохранить и преумножить то, что имеешь. А потому двор, его интриги, карьера и прочее никогда не прельщали сами по себе старшего из Амьенов. Нужда заставила прибегнуть к чему-то вроде хитрости — Ивен называл это расчётом и тактикой. И воспринимал, скорее, как очередную игру вроде шахмат. А если ты начал играть, то должен быть готов и к проигрышу, иначе и не садись.
— Столица, большой город, — продолжил Ивен, — всё лучше, чем место, которому ты не принадлежишь, верно?
Веселье, эхо недавнего смеха, вернулось в его голос — раз уж начали смеяться, так давай и продолжим, почему бы и нет? Ивен отставил кубок и заложил руки за голову, улыбаясь. Один из доводов он получил и отложил, чтобы рассмотреть его после: малец сказал слишком много «если». И вообще, звучал очень патетично.
В конце концов, если — давайте скажем так, чего уж там — станет ясно, что идея и прямо была очень неудачной, то что ж. Ивен уже узнал, каково это — терять сыновей. Он подумал об этом лишь вскользь, но не подумать не мог, очень уж самонадеянной была фраза. Действительно, так можно сказать командиру перед атакой, который тебе больше друг, чем командир. Недаром сам Ивен довольно долго считал слово «политика» ругательным. А смотри ты как стал думать. Старость. Скоро придётся велеть изготовить для себя сходни.
— Я велю открыть наш особняк, — продолжил он вполне легкомысленно, не выдавая саркастической мысли о том, что «есть и ещё варианты». — Заодно приведёшь его в какой-никакой порядок. Поживёшь, примеришься, посчитаешь деньги, попробуешь отучить кухарку воровать. Проникнешься, так сказать, ролью хозяина.
Ивен усмехнулся. Репитиция лордства в миниатюре. Идея ему нравилась — да и вообще, он как-то слишком серьёзно отнёсся к идее дать бастарду собственное имя. Мальчишке, вон, и так неплохо живётся. Кажется. Стоит свести более близкое знакомство с супругом Рианнон, быть может, навестить молодых с родственным визитом. Они вроде бы в чём-то похожи, хотя себя-то калекой Ивен не считал. И даже сейчас вызвал бы на дуэль любого, кто осмелился бы намекнуть на это.
— Но есть ещё одно обстоятельство, — «вдруг» вспомнил он. — Если ты станешь зваться Бастианом Амьеном, ты женишься на дочери Великого лорда Дагворта. Кажется, её зовут Констанция. Вроде бы где-то даже валялся портрет, но в этом я тоже не уверен.
Не то, чтобы Ивен был в восторге от этой сделки: он вообще не любил, когда кто-то диктовал ему условия, даже если это называлось умным словом «договариваться о взаимовыгодном соглашении».
Конечно, мальчишке, то есть, лорду Амьену, нужна будет жена и как можно скорее, чтобы не вышло всяких казусов. Ещё одного бастарда Ажентеру не нужно. Ажентеру нужны деньги и устойчивое положение, чтобы жить было спокойнее. А жена с фамилией Лувен, дочь Великого лорда — это хорошая жена.
Другой вопрос: что на самом деле нужно Великому лорду Дагворта, но его сейчас задавать было излишне. И без того хватает.
Ивен наблюдал за сыном с полуулыбкой и интересом. Хотел было посоветовать себе быть добрее к младшему поколению — сам был молодым, но потом решил, что и так неплохо. По крайней мере, для этого разговора. Потому что если он окажется началом воплощения плана (по исполнению желания лорда Амьена, да), то это ещё цветочки и милые шалости, был уверен Ивен. Признанные бастарды, пусть даже благородных кровей, кем-то себя считающие и что-то уже успевшие сделать, редко вызывают восторг у знати. Ну, разве что в определённом качестве и в некоторых кругах.
О причинах веселья великого лорда можно было только гадать. Может его рассмешила некоторая важность, с которой Бастиан сказал то, что на самом деле даже не думал, но чувствовал, а может быть просто неосознанно пытался скрыть то, что был рад услышать эти слова. Вернее, то, что они в себе таили. А может Бастиан в его глазах слишком много на себя брал, говоря что-то там о некоей помощи, в которой Великий Лорд как будто бы с его стороны не нуждался (хотя что-то подсказывало, что помощь как таковую они воспринимали по-разному, как и ее проявления). Молодой мужчина не мог сказать наверняка. В конце концов, если иногда ему и казалось, что он неплохо знал отца, неплохо его запомнил, порой беседы с ним наталкивали на мысли совершенно противоположные. Как будто Ивен Амьен всегда держал внутри себя что-то, чему никогда не давал спуска. Эдакий цепной пес, чья задача - торчать в грубо сколоченной будке без толкового выхода, да на толстой цепи, и лишь изредка сверкать оттуда глазами. Но при этом цель этой привязи была не в том, чтобы не дать зверю вырваться на свободу, а в том, чтобы иные люди не могли добраться до него.
Вот и сейчас, глядя на отца, видя как тот хохочет, Бастиан, пользуясь тем, что отец не видит в своем веселье его лица, ненадолго позволил себе взглянуть на него чуть более серьезно, чем до этого. Он вглядывался в темноту деревянного ящика, стараясь разглядеть там очертания пса, чьи глаза уловил во тьме.
- ...Всё лучше, чем место, которому ты не принадлежишь, верно?
Похоже, его ранние слова отца все-таки задели.
- Я знал, что ты будешь в восторге, - отозвался молодой мужчина, поднимая уголки губ, а после добавил: - Время покажет. Кто знает, может и то место - тоже не мое?..
Дождь за окном продолжал мыть окна. Отец же заговорил о столице, и на лицо Бастиана, вернувшего в руки кубок со слегка остывшим вином, легла тень легкой задумчивости. Прежде он никогда не думал о владениях отца, которые могли бы располагаться где-нибудь за пределами Ажентера. В семь-восемь лет как-то не до того было, арианский замок он не покидал, и такими вопросами никогда не задавался даже когда отец отбывал в столицу вместе с леди Агатой. А через десять лет, по своему возвращению, речей о столичных резиденциях уже не шло. Видимо, тогда двери владений уже были по большей части заперты. А может быть о них просто никогда не говорили при нем. Бастиан бы такому раскладу не удивился.
Предложение отца выглядело заманчивым. И хоть опять выходило так, что ему пришлось бы жить под крышей его владений, артачится и строить из себя гордеца, который несмотря ни на что хочет сделать все сам, как какой-нибудь упрямый мальчишка, пытающийся залезть на дерево и штаны не ободрать, Бастиан не собирался. В конце концов, предложение было и впрямь неплохим, и оно ему подходило. А если теперь ему предстояло взять имя отца, следовало бы действительно озаботиться своей способностью к хоть какой-нибудь организации. На войне у него может и получалось командовать горсткой таких же ошалевших от танцующей рядом смерти солдат, но быть лордом... это все равно что выйти торговать на мессалонский рынок, не зная тамошнего языка. Был у него как-то опыт беседы с одним-единственным торговцем - так себе это все закончилось...
- ...Проникнешься, так сказать, ролью хозяина.
- Инструкции прилагаются? Особый пакет? - усмехнулся Бастиан в ответ, а когда речь зашла про еще одно обстоятельство, подумал: и почему я не удивлен?
О том, что ему не стоило делать в этот момент глотка из кубка, он подумал слишком поздно. Именно тогда, когда в ответ на слова отца о женитьбе, горло его жалобно сжалось, заставив пусть и не выплюнуть вино на ковер, но проглотить его так, чтобы оно попало не в то горло. Кашлянув, и сделав еще один глоток, еле сдержавшись чтобы не зайтись в кашле, Бастиан позволил себе шутливый, пусть и не лишенный определенной едкости комментарий:
- А, так вот откуда это все пошло... - голос его звучал сдавленно, да и на лице еще отражалось страдание от плохо пошедшего вина. Сделав еще один глоток, окончательно избавившись от неприятного чувства в горле и поставив опустошенный кубок на стол, он задумчиво сцепил пальцы рук, уперевшись локтями в колени.
В очаге лениво потрескивали дрова.
- Бастиан Амьен?.. Скорее уж Дориан Амьен... Странно звучит, а?
Он знал, что первое имя ему было дано матерью еще при рождении, как знал и то, что второе - Дориан, - было дано ему отцом. Оно редко когда использовалась, наверное, сам Бастиан мог бы пересчитать такие случаи по пальцем обеих рук. Это имя всегда казалось немного чужим, хоть оно и нравилось ему. Но как и имя Амьен, оно казалось чем-то таким, на что он никогда не имел полного права. Глупо, должно быть, в конце концов, это всего лишь набор букв, который даже не отвечает за его отношение к этой семье. Но от чувств так просто не откажешься, как и от мысли, что Дориан Амьен - человек, которого прежде никогда не существовало, человек, которого не знал даже сам Бастиан. Как не знал и того, чего стоит от него ждать. И это немного, но пугало его.
- А эта свадьба... я так понимаю, это обязательное условие лорда Дагворта? - глубоко вдохнув, а затем выдохнув, Бастиан откинулся на спинку кресла, скрещивая руки на груди. - Это ведь его идея, да? Свадьба, титул... союз. Если, конечно, у дворян не считается нормальным тоном предлагать в мужья дочерям великих лордов еще не узаконенных бастардов. Потому что в море за предложение купить сырую древесину закатали бы в причал. Хотя черт вас, аристократов, знает... - и пусть слова были сказаны с шутливой пренебрежительной надменностью, передергивая плечами Бастиан как будто говорил, что он и правда не был уверен в том, что его суждения так уж верны. И надеялся, что отец не сочтет, что он действительно сравнивает сделки на основе дворянского происхождения с купле-продажей древесины...
И все-таки ему казалось, что он не стал бы первым заводить разговор о подобном союзе с соседним великим лордом, особенно если учесть, что вопрос выведения Бастиана в наследники еще не был решен, а Ажентер пребывал в не самом лучшем своем состоянии. Проще говоря, в понимании Бастиана предложение такого союза выглядело бы как односторонняя сделка. С другой стороны, что он понимал во всем этом? Не говоря уже о том, что об истинном положении дел в Ажентере он знал слишком мало, чтобы не то что делать выводы, но и строить подобные предположения.
- Минуя вопросы о леди Дагворт... чего именно ты ждешь от союза с ее отцом? - серьезно спросил он. - И дядя... он ведь обо всем этом пока не знает?
Вряд ли отец стал бы обсуждать это со своим братом до разговора с самим Бастианом, ибо зачем поднимать вонь раньше времени? А с другой стороны, кто знает? Общие трудности порой сближают даже врагов, что уж говорить о родных братьях, которые врагами в глазах юного Бастиана никогда не были. Если только и это не изменилось со временем...
[icon]http://sg.uploads.ru/ht0CR.jpg[/icon]
Отредактировано Bastian Rosh (2018-09-02 02:02:27)
Вы здесь » DREAMS OF CROWN » The spoils of War » Был первым, стал единственным
|
|
|
