Семь — цифра почти священная. Семеро богов смотрят с небес на землю. Семь дней в неделе. Семь цветов в радуге. Семь главных вкусов в еде. Чего ещё будет семь? Семь лет младшей дочери конунга Тордаса, девчушке с громким именем Гуннхильд и янтарными глазами. Все свободные мужи севера собрались в Железном городе в её день — и пусть они думают, что приехали за делами и сделками. Мы-то знаем, что тут происходит на самом деле.

День и правда отдан торгам и разговорам. Ивар будит сестрёнку утром, подкидывает вверх, предлагает показать, как плавают драккары и усаживает девчушку себе на плечи. Раскачиваясь, приседая и подпрыгивая, обходит круг почёта по спальне малявки — морщится от счастливого визга и ворчит, что оглохнет на все уши. Вручает новые серёжки и отправляется по делам. Вроде бы ничего необычного, но подмигивает на прощанье он как-то уж очень загадочно. И советует глядеть кругом повнимательнее. Весь день он проводит подле отца — и ничего не предвещает.
Альвин ещё мал, чтобы говорить на тинге своим голосом, но на одном месте ему не сидится. Альвину четырнадцать, но выглядит он очень деловым и чем-то постоянно занят. Глаза при этом, правда, у него ну очень весёлые — как будто ждёт чего-то и уже смакует заранее, что случится.
В высоком чертоге конунга нынче непривычно спокойно и тихо: никто не суетится, слуги не снуют чёрными ходами. Дом как будто притаился и тоже чего-то ждёт. И удивительное дело: кажется, кюна Сванхвит понятия не имеет, что тут происходит.

А происходит нечто увлекательное. С самого первого летнего дня вечерами и ночами идёт тихая возня — перешёптывание, указания украдкой, какие-то свёртки под полой. Работники собираются за конюшней, когда со столов убирают ужин, и о чём-то толкуют с вторым сыном конунга, а третий его сын удивительно ласков с матерью и просит её рассказать старых сказок. Конунг только довольно улыбается в бороду и от вопросов жены отмахивается походя. Даже Беду не посвятили в весёлое таинство! И стоически скрывают от няньки лукавый секрет.

Когда долгий день, наконец, начинает гаснуть, а мужчины собираются за длинными столами, Альвин находит сестру и манит её за собой знаками. Говорит, что их зовёт Ивар. Взбудораженно шепчет: если Ивар променял место рядом с отцом и рог эля на младших, то надо идти скорей, а то вдруг передумает? Только надо улизнуть так, чтобы мать не заприметила и не запретила, а то поздно уже, ещё в кровать загонит. Он ухватывает сестру за руку покрепче и велит не шуметь: тсссссс! Иначе придётся вылезать из окна, а это опасно.
Они выбираются опустевший двор, где обычно ходят куры, и тут Альвин замирает, как вкопанный.
— Ты видела? — он громко шепчет, льняные кудри раскидались, а глазищи так и горят. Мальчишка указывает на угол конюшни: он там что-то увидел. И действительно: за углом как будто кто-то стоит, кто-то в длинном белом платье, с распущенными косами,  а в венке горят огоньки. Силуэт теряется в сумеречных тенях и кажется, что кто-то невдалеке наигрывает на дудочке простецкую, но весёлую песню. — Идём туда, только тихо!