Кровь лилась по сильным рукам, что крепко держали ритуальный нож. Строгий лик бога проявлялся в тонких алых струйках, стекающих в каменную жертвенную чашу. Здесь пахло кострами и резкой мятой, что пучками уложена рядом с идолом Иггстада. Мужчина склонил голову, прикрыв глаза, опускал пальцы в теплую кровь, чувствуя еще живую пульсацию в густой жидкости. Руки его не слушаются, ведомые силой с Небесных Чертогов, как и всегда, он слышал только богов да редкий звук бубна в отдалении. Ни единого людского голоса не мешало ему сейчас, каждый был на капище наедине с собой.
День равноденствия был особым, когда истончаются границы миров и голоса богов, ласковые и грозные, строгие и веселые, прорывались через завесу к каждому из аэнорцев, к каждому, кто не поддался новой религии, кто не отринул старых богов. Жрецы готовились к большому жертвоприношению, а до того времени можно было и наедине поговорить. Он не скупился сегодня на требу, да и в принципе никогда не был жаден, когда речь шла о богах. Молодой козлик будет славной жертвой Иггстаду, воинственный бог наверняка должен его услышать.
Мыслей недобрых был полон ярл Ингвар Сигурдссон, сегодня ему серьезную обиду нанес Эйрик Олафссон, Дюжиной Жен именующийся. Помнил все это время мужчина о прекрасной Лив, что согрела ему сердце, и не смел он все это время мешать ее воздушный образ с грязью похоти, не прикоснулся ни к одной рабыне, ни к другой деве, что хвостом крутили перед его носом. И лишь последние стычки на границе успокоились, Ингвар смог спокойно выдохнуть, да дать своим людям спокойно отпраздновать летний тинг наравне со всеми остальными. И только тогда он посмел подойти к отцу своей возлюбленной, попросить руки ее. Но были на ее счет планы у Эйрика, отказал он Ингвару, не посмотрел ни на то, что он молодой ярл, ни на боевые заслуги его, когда отмечен он был самим Иггстадом. Жених у нее есть, говорил Дюжина Жен, улыбаясь дерзкому воздыхателю своей дочери. Он думал, что она его отправит восвояси, как и остальных. Не так это было, помнил он о своем обещании взять ее в жены тогда, на зимнем тинге, не мог забыть. Но могла ли она забыть об этом?
Ворон решил, что вырвет из любых лап свою светлоокую Лив, с кем бы не пришлось ему столкнуться в бою. Оттого и просил он помощи у Иггстада, что видел в людях силу и мог даровать ее воину могучему. Не зря же он бился, словно сильный лесной зверь, ни разу не даровав врагам пощады.

Кафтан его, крашеный дорогим индиго и отделанный умелыми шелковыми разговорами, принял на себя пару багровых капель, но Ингвар не посмотрел на испорченную ткань. Он чувствовал, что Бог-Воитель откликнулся ему, улыбаясь кривой улыбкой, с радостью принимая жертву его из широких ладоней воина.
Наконец, чувствуя затихающий шепот, Ингвар открывает глаза. Он улыбается, как Иггстад в его мыслях. Он уверен в своей победе, просто так боги не разбрасываются обещаниями. Поднимается на ноги, краем глаза видя знакомую фигуру рядом с Хеллой. На мгновение ему показалось, что девичьи ладони коснулись лба Ивара Тордассона, взъерошив непослушные волосы. Ингвар хмыкнул в бороду, сегодня не только ему улыбнулось божественное благословение. В конце концов, не Харальда же защищать после его трусости?
Ингвар не смеет тревожить беседу друга с богиней, это ничем хорошим не закончилось бы. Идет в сторону, переступая видимую черту святой земли, снова погружаясь в веселые звуки пирующих людей, что теперь свободно могут веселиться, не оглядываясь на несделанные дела, все это было днем. А сейчас же солнце разливало алый закат по земле, окрашивая северную летнюю землю в цвет требы богам. Все это было так завораживающе, что Ингвар на секунду засмотрелся и только потом услышал шаги за спиной, зная, что это был Ивар.
- Что, брат, Хелла улыбнулась тебе сегодня? - улыбался он открыто другу, которого после пережитого на войне, плечом к плечу, мог именовать и братом кровным, сколько уж крови пролили они, прикрывая друг друга? Ворон словно довольный кот, что объелся сметаны, лениво обводит взглядом присутствующих и тут он внезапно ловит до боли знакомую светлую копну волос, украшенную цветами. Глаза его расширяются, будто он духа увидал. И, не веря своим глазам, снова пытается углядеть свое мерцающее светом видение. Но нет, видимо, желаемое он выдал за действительное. И это было бы слишком, чтобы встреча с ней снова произошла на тинге. Да и что он ей скажет? Что не смог исполнить обещание? Чушь какая, лучше бы ему показалось. Хотя и сердце отчаянно ныло, пытаясь надеждой баловать мужчину, он все же хотел снова посмотреть в ее глаза, взять ее руку в свою. Боги, ведет себя как влюбленный юнец, не прошедший хольмаганг. Совсем с ума свела его Лив Эйриксдоттир, этот день итак ей был полностью посвящен, нужно было бы подумать о будущих решениях и богах, что смотрели на них всех. Негоже гнаться за духом бесплотным, пытаясь поймать его ладонью.

По приказу Ингвальда были убиты четыре быка и, пока их кровь собирали в чаши, Тора в очередной раз задумалась о том, что ее обманули: несмотря на обещания благодарности за смену власти, девушку никто так и не поблагодарил. Даже сейчас ей казалось, что вокруг одни враги - видимо, подозрительность Ингвальда оказалась заразной как болезнь. Зато сам ярл весьма щедро благодарил Трора, ведь в прошлом году быка было всего два, а на следующий год Ингвальд обещал привести уже шесть голов.
- Жаль, что кровь не детишек. - Сказал ярл. Его голос звучал как всегда весело, но за последние два года Тора успела понять, что выжившие племянники доставляли Ингвальду немало беспокойства.
- Они не смогут убегать вечно. - Тора огляделась, опасаясь, что кто-то мог это услышать. - И доказательства на твоей стороне.
В последний раз, когда Тора с Ингвальдом говорили на эту тему, ярл сказал, что готов жениться во второй раз. Несмотря на то, что брак смог бы предоставить дополнительную поддержку, Тору это беспокоило не меньше, чем уцелевшие дети убитого ярла беспокоили самого Ингвальда. В тот вечер девушка сказала, что если ярл попробует влюбиться в жену, то несчастная протянет недолго, на что мужчина лишь рассмеялся и посоветовал ей лучше подумать о том, как избавиться от его племянников. Сегодня Тора решила не задавать вопросы про свадьбу, хоть ей и было очень интересно посмотреть на женщину, которая скоро поселится вместе с ними.
- Не хочешь сделать подношение? - Ингвальд указал на идол Фрейны, где уже столпилось несколько женщин. Это были те же самые женщины, которых Тора запомнила еще с прошлого года. Было очевидно - каждая просила ребенка, но, видимо, богине они изрядно надоели.
- Лучше предложи это своей будущей жене. А то вдруг и поддержки не будет и сама баба окажется бесполезной.
Ингвальд снова рассмеялся и, похлопав Тору по плечу, отправился в сторону других ярлов. Девушка за ним не пошла и просто осталась стоять возле идола Трора. Идти к другим женщинам Торе также не хотелось: в последний раз отношения с женами и дочерьми из других ярлингов не сложились - почти каждая, с кем довелось пересечься Торе, обязательно спрашивала, как рабыня смогла стать любовницей ярла, на что самой Торе отвечать уж очень не хотелось. Несмотря на то, что любовницы были у гораздо большего числа аэнорцев, чем это казалось, их жены находили утешение, собираясь каждый год и желая этим любовницам всего самого ужасного. Торе оставалось лишь гадать, были ли причиной для такой неприязни слухи о ее магии и имели ли к этому отношение племянники Ингвальда? С родными детьми ярла не сложилось также - хоть они и не говорили гадостей в лицо, несложно было догадаться, что их крайне расстраивало поведение отца, который привел другую женщину спустя совсем немного времени после гибели их матери.
Тора вновь посмотрела в сторону ярла, который разговаривал с другими мужчинами и, как всегда, был весел. Затем девушка перевела взгляд на идол Хеллы и невольно задумалась о том, скольких она уже отправила к богине по приказу ярла, скольким предстоит отправиться еще и будет ли среди них будущая жена ярла?

Солнце постепенно скрывалось за высокими кронами деревьев, оставляя лишь лёгкие лучи, окрашивающие небо в розовато-рыжие оттенки. В этот день стирались все границы. Не существовало боле ничего, только это мгновение, когда присутствие семерых казалось ощутимым как никогда. Словно боги спускались в их мир, чтобы пировать с ними. Боги были во всём: в заботливо окутывающем белом дыме, в тусклых лучах солнца, пробивающиеся сквозь ветки деревьев,  в пляшущем огне и даже в игре бубна, разносящегося эхом. Сегодня боги были среди них, проносящиеся между снующими туда-сюда людьми.  Хильд впервые за два года ощущала лёгкость, абсолютную и приятную пустоту в голове. Впервые она дышала полной грудью, дышала свободно. Не хотелось думать о том, что все два года не давало ей покоя, что тянется за ней и братом. Она пришла сюда за возможностью, ведь именно сегодня боги здесь, ступают по этой земле, практически безоружная, без злых умыслов, совершенно свободная. Лишь крохотный кинжал прижимался  за поясом, но и тот необходим ей лишь в благой цели. Она не поднимет сегодня оружие, не посмеет обрушить ту благодать, что воцарилась в это мгновение.
Она старательно, но так неаккуратно плетёт из полевых ромашек венок, под звонкий смех сидящих возле девиц. Хильд отличается от них своей молчаливостью и вдумчивостью. Хильд не предназначена для такого кропотливого дела, у неё и ткать выходило не всегда так же красиво, как и у матушки. На воспоминаниях о матери девушка невольно и мягкой улыбнулась, тепло окутывало сердце, заполоняло собой душу. Матушка учила её плести венки, рассказывала о том, как заботливая мать Фрейна оберегает их, но сегодня у воительницы иные планы, она всей душой любила богиню-мать, однако просьбы её услышать сможет только Всеотец.
Сплетённый ромашковый венок красовался на её тёмных распущенных волосах, лицо чистое, без привычного раскраса, а взгляд стреляет блеском, отражает пляшущий костёр. Торговля подошла к концу, товары давно убраны, а вместо них пышно накрывались столы. Хильд понимает, что потеряла из виду брата, только что он где-то здесь носился и хохотал с девицами, но теперь она его не видела. Беспокойно она обернулась по сторонам, но не успела и шагу ступить, как крепкие руки подхватили её и закружили. Хьялмар, она узнала его по смеху и крепости хватки.
- Хьялмар! – Недовольно вскрикнула сестра, после чего она всё-таки оказалась опущена наземь. Девушка обернулась к брату и посмотрела на него со всей грозностью, какой только могла себе позволить. – Не делай больше так, ты же знаешь, что здесь может быть Ингвальд и его люди, мы не должны разделяться. – Но недолго она смогла удержать серьёзность, растянув широкую улыбку, когда брат кинулся обнимать её и щекотать.
- Не беспокойся, всё в порядке, он ничего нам не сделает. По крайней мере, не здесь. – Поцеловав сестру в макушку и поправив венок на её голове, он вновь убегает за очередной красавицей, прошмыгнувшей мимо него. В этом и был весь Хьялмар, иногда он вёл себя как ребёнок, но Хильд не хотела прерывать его крошечное, мимолётное мгновение счастья и лёгкости. 
Ей действительно хотелось верить, что им ничего не грозит, но даже сквозь воцарившееся внутри умиротворение время от времени пробивалось беспокойство. Она искала во встречных лицах то самое ненавистное лицо.  Хильд знала, что в этот день Ингвальд не сможет навредить ни ей, ни Хьялмару.  Насколько бы подлым ни был Ингвальд Рагнарссон, он не посмеет насильно пролить  кровь перед ликом богов, как и каждый из них. Впрочем, Хильд была убеждена, что рано или поздно гнев  Трора всё равно настигнет его, и врата небесных чертогов на веки вечные закроются перед братоубийцей. Хильд прекрасно понимала, что она и Хьялмар идут прямиком навстречу собственной смерти, но сила и желание посмотреть убийце прямо в глаза оказались значительно сильнее здравого смысла.  Два года скитания вдали от родного дома, борьбы за выживание, было достаточно для того, чтобы избавиться от страха перед уготованной судьбой. Семеро давно уже сплели нити, по которым теперь брату и сестре предстоит пройти.
- Трор. Отец наш. – Доносится едва слышный шёпот из уст Хильд.  – Ты всесилен и могуч, услышь меня. -  Воительница осторожно кладёт еловую ветвь и несколько малиновых ягод у подножья воинственного идола всеотца.  Ей казалось, что это чертовски недостаточно для того, чтобы посметь обращаться к самому Трору. Но что ещё она, лишённая всего, может дать? На этой мысли Хильд достаётся спрятанный в поясе небольшой ножичек. Острое лезвие проходится по мягкой коже, оставляя на ладони рану, теплые капли крови обогрили плоды ягоды и еловую ветвь. 
- Я не могу позволить принести тебе что-то большее, ибо более у меня ничего нет, я отдаю тебе последнее, чтобы попросить о немногом: не оставляй без взора своего, не покидай нас, напомни неверным, что значит закон пред ликом богов. – Хильд вдруг замолчала, словно ощущая сдавливающую изнутри силу и грозность бога, перед которым стоит на коленях и имеет смелость просить о чём-то. Ей было интересно, зачем боги пожелали сохранить ничего не стоящие жизни ей и её брату. В чём замысел их, Хильд было неизвестно до сих пор. Она подняла взгляд, на возвышающегося над ней бога, ей казалось, что он тоже смотрит на неё, смотрит укоризненно, будто чем-то недоволен.
-  Делай со мной, что пожелаешь потом, хоть оставь калекой, но дай лишь шанс. Направляй брата моего, не дай Хьялмару сбиться с верного пути.  – Она вновь закрывает глаза, опуская голову, медленно выдыхает, всё ещё ощущая грозный взгляд Трора. Грозный, но в то же время заботливый взгляд отца.
Напоследок она прикасается уже повреждённой плотью ладони к идолу бога Трота, оставляя еле заметный алый след, после чего поднимается на ноги, чтобы оставить Всеотца наедине со своими размышлениями и решениями. Тонкой тканью, прямо на ходу, она заматывает небольшую кровоточащую ранку на ладони, и стоит ей только поднять взгляд, как она замечает, капну красных волос совсем недалеко от себя. Тора – тут же проносится в её голове. Чувствуется напряжение, челюсть чуть сжимается. Она узнала эту рабыню, она узнает её везде, кто ещё, как не она, словно собачонка бегает за Ингвальдом. Значит, всё-таки он здесь, остался лишь вопрос времени: как скоро она столкнётся с ним лицом к лицу.  Невольно она начинает бегать взглядом в поисках брата, и находит его недалеко от идола Иггстада. Хильд тянет его за собой, подальше от ненужных глаз, особенно внимания Торы.
- Он здесь. Я видела рабыню. – Еле слышно шепчет девушка практически сквозь зубы. Брат как-то резко изменился в лице, сразу понял о ком идёт речь. Он сжал плечи сестры, притягивая её к себе.
- Мы и пришли сюда для того. Помнишь? Пускай увидит, что он ещё не победил. Идём, скоро всё начнётся, конунг Харальд должен вот-вот появиться.   
Столы накрывались, гул бубнов становился громче, как и смех вокруг. Людей становилось всё больше, многие уже успели подвыпить. Вместе с тем смелость и уверенность в шаге брата и сестры не убавлялось, они знали своё место. Их место за столом ярла Хвитфьорда, всегда там было, они и заняли места принадлежащие им законом и волею семерых. В них не было страха, они всего лишь брали то, что принадлежит им, и намеревались забрать оставшееся.  Она увидела его, его взгляд, растерянный, сменившийся насмешкой и то же время злостью. Это витало в воздухе, витало за этим столом. Ингвальд Рагнарссон был бы очень рад покончить со всеми своими проблемами прямо сейчас, когда возможность прямо в его руках. Хильд посмотрела на узурпатора с усмешкой, затем посмотрела на рабыню возле него, стрельнула взглядом. Мёд казался слаще, чем прежде. Но ещё один глоток ей сделать так и не дали, чья-то крепкая хватка ухватила её за руку, ту самую, обмотанную тонкой тканью. Обернувшись, она узнала в нём приближенного Ингвальду, тот такой же пёс, всюду бегает за ним, как только тот поманит лакомым куском. Ей пришлось подняться на ноги и выйти из-за стола.
- Какое право ты имеешь приходить сюда со своим братом и садиться за этот стол? – В два счёта благодаря грубой мужской силе Хильд оказывается практически вплотную к нему, от него прямо-таки разило мёдом, будто выхлебал он уже целый бочонок, не меньше, да и пошатывался соответственно. В свою очередь Хильд отвечала ему тем же грозным взглядом.
- Пусти меня. – Прошипела девушка сквозь зубы. Без лишнего труда, толчком, Хьялмар высвобождает свою сестру, а несчастный пьянчуга валится с ног, обливая себя остатками мёда из чаши. За столом тут же поднимается шум.
- Если у кого-то есть вопросы, он может задать их мне! – Хьялмар старательно пытается перекричать шумиху, обращая своё внимание на узурпатора, совершенно спокойно наблюдающего за происходящей картиной.

Отредактировано Hild Askolddottir (2018-08-28 10:23:09)

Ингвар смотрит на друга исподлобья, смеясь. С кровью и сталью они братьями назвались, а это куда лучше любых общих родителей. По-настоящему, без желания доказать себе, что он же родная кровь, как он может быть таким рохлей? Да, с братом Ингвару не повезло, как и Ивару, боги видели их всех насквозь, а куда уж деваться от войны, прятаться под юбками жен? Не понимал Ворон, как не старался, как можно было предпочесть славной битве возню с резьбой по дереву. Но, что же, видит Трор, получается у брата не так и плохо, как бы не плевался под ноги себе Ингвар.
- Жениться хотел, да не получилось, - коротко бросил он другу, вспоминая недавние неудачи о просьбах выдать за него замуж одну ярлову дочку. Ох, и гневил он богов своими мыслями темными, что бурлили в душе у мужчины, не пытаясь и выхода отыскать.
Вдруг рядом пролетел вихрь светловолосый, отвлекший от дум тяжелых ярла Ангеторпа. Удивленно смотрел он на теплые объястия Ивара и Асвейг, так представилась девушка, которую с братом его кровным связывало явно не шапочное знакомство.
Улыбается, слушая, как представляет его Ивар.
- И добавить нечего, расписал, как конунга, - хохотнул Ингвар, хлопнув по плечу друга в ответ на такое представление. Девушка была словно тонкий солнечный луч студеной аэнорской зимой. Светлая и тоненькая, почему-то она напоминала ему Лив. Хотя, может, его воспаленному влюбленностью мозгу везде мерещилась лишь одна женщина?

Когда за столами  раздался шум, Ингвар притих, наблюдая за ситуацией и пытаясь понять, в чем дело. Осознание приходит одновременно к двум мужчинам, вот только Ивар действует быстрее, а пока Ингвар обеспокоенно всматривается в происходящее, друг его уже хватает новую знакомую Ворона, не собираясь оставлять ее одну, да летит вперед.
Следуя за братом кровным по пятам, не отставая, Ворон стремится туда же, в гущу людских голосов, краем глаза снова замечая знакомую светлую макушку. Он резко останавливается, глаза его расширяются от страха за нее. Он взмахнул руками словно крыльями, пытаясь обогнать ветер. Большая бочка, полная отменного пойла на вечер ритуала, летит в сторону Лив, а это была она, в этом не было никаких сомнений.
С силой он налетает на хрупкую фигурку, что до сих пор казалась лишь ускользающим сквозь пальцы сном. Она послушно тянется за ним, в падении Ингвар оборачивается так, что спиной своей широкой защищает от любых бед ярлову дочь, которые могли бы случиться. Раздается грохот, мед разливается по земле, орошая сухую траву. Боги будут рады такому подношению, ведь известно, то, что попало в землю, уходит к ним.
На миг становится тихо, слишком тихо. Лишь девичье горячее дыхание он чувствует на своей шее, боясь взглянуть на нее, словно этим он ее спугнет. Но, все же, поднимается, с силой отталкиваясь от земли рядом с копной золотых волос, раскинувшихся рядом с его ладонью, словно сгустки золота драгоценного, манящего.
- Прости меня, - коротко срывается с губ ярла прежде, чем он успел придумать что-то другое. Он помогает ей подняться, не в силах сказать что-то еще. Прости было слишком говорящим за все: за то, что пропал на полгода, за то, что не говорил ничего, за то, что не смог добиться ее руки у ее отца. И за то, что не может с ней оставаться сейчас, Ивару помощь его нужна была сейчас. Ну а разговоры они вседа успеют поговорить.

Ивар уже пытался утихомирить разволновавшуюся толпу, ярла, который почему-то решил силу свою показать именно сейчас.
- Боги скоры на расправу, бочка разбитая лишь откупом будет слабым за эту возню, - бросил он, пробравшись к другу и встав рядом с ним. - А только женщины им и противники, раз гузки свои не могут в узде держать, - сплюнул он под ноги Ингвальду, что затеял эту женскую возню, не в силах найти нормального противника. Не то, чтобы Ингвар не уважал дев-воительниц, некоторые из них были ровней мужчинам, но в данном случае он лишь презрительно мог смотреть на сорвавшегося в такой день ярла.